69
Подчиняться любимому — удовольствие.
70
Упрямство — синоним безнадежности.
71
Всеоправдание ни к чему не обязывает.
72
Долг оплачивается при избытке.
73
Нужда — честно устроенная жизнь, согласованная с общественным мнением.
74
Мы нуждаемся только оттого, что не желаем не нуждаться.
75
Государство, основанное на действительных принципах свободы, непобедимо.
76
Молодая крапива полезна. Старая — вредна, за исключением порки.
77
Истинная откровенность — привилегия людей, не дорожащих ничьим мнением.
78
Человек, во всем себе отказывающий, мудр, но полужив.
79
Женщина, отдающаяся по любви в первый раз, раньше уже отдававшаяся в силу обстоятельств, девственна.
80
Женщина общества, не подающая руки проститутке, сама предрасположена к проституции.
81
Ревнует или тот, кто небольшого о себе мнения, или же тот, кто, осознав свое превосходство, именно в силу этого, ждет каверз со стороны завистников.
82
Женщина, желающая сберечь для себя мужчину, не должна быть одинаковой.
83
Половые эксцессы — изысканная инструментовка симфонии «Чувственности».
84
Чистейшие традиции старинных фамилий часто приводят к грязнейшему прекращению фамилий этих.
85
Старуха, оставшаяся девой из боязни прогадать, омерзительна своей осторожностью.
Тойла. Лето 1915 г.
86
Русские издатели украли у меня все, кроме моего имени.
87
Плохой корректор — нож в горле автора.
88
Если поэт-миллионер жаден, он всегда нищ талантом.
89
Красный цвет — цвет свободы и произвола. В первом случае — кровь угнетателей, во втором — кровь угнетенных.
90
Люди, делающие из книг костры, вовсе не люди.
91
Есть, несомненно есть две породы людей, и когда-нибудь наука подтвердит этот взгляд.
92
Человек, поднимающий руку на Искусство, должен быть причислен к преступникам.
93
Дантес, убивший Пушкина, убил русскую мысль пушкинской эпохи: он не дал ей дозреть.
94
Я знал одну учительницу-поэтессу, которая гостя у меня в доме, запиралась от меня ночами. Надо ли пояснять, что она была бездарна, стара и уродлива?
95
Россия и Рассея — это большая разница. Это две страны, постоянно враждующих между собой.
96
Лунные чары — вещь очень хорошая, но не в комиссариате народного просвещения…
97
Раньше были «оне» и «они». При равноправии убита женственность.
98
Как все меняется! — раньше касторовое масло употреблялось для «изгнания» пищи, теперь оно способствует вкушению.
99
Как выразительна иногда аллитерация! — например: Россия выросла россомахой…
100
Изысканность, это то, что мы потеряли навеки 19 июля 1914 года!.. Вернее: 25 октября 1917 г.
1919
Тойла
10 мая 1938 г. я поехал из Саркуля в Таллинн на лекцию Бунина, совершавшего поездку по государствам Прибалтики. В России и в эмиграции я лично с ним никогда не встречался, всегда ценя его как беллетриста, а еще больше как поэта. В Тапа наш поезд соединялся с поездом из Тарту. Закусив в буфете, я вышел на перрон. В это время подошел поезд из Тарту. Из вагона второго класса вышел среднего роста худощавый господин, бритый, с большой проседью, в серой кепке и коротком синем пальто с поднятым воротником: был серенький прохладный день с перемежающимся дождем. Я сразу узнал Бунина, но еще медлил к нему подойти, убеждаясь. Путник, заложив руки в карманы, быстро прошел мимо меня, в свою очередь внимательно в меня вглядываясь, сделал несколько шагов и круто повернулся. Я приподнял фуражку:
— Иван Алексеевич?
— Никто иной как Игорь! — было мне ответом, из которого я усвоил, что мои познания в «Истории новой русской литературы» были несколько полнее.
— Выглядите молодцом, — оживленно продолжал он, постукивая пальцем по вагону (очевидно, чтобы не сглазить), — загорелый, стройный, настоящий моряк!
— Однако жизнь не из легких…
— Во всяком случае во много раз легче, чем в Париже. И одет лучше наших, и в глазах — море и ветер.
— Но чтобы и в природе жить, нужно иногда в город ездить и по квартирам книги своим друзьям навязывать: в магазине, знаете ли, не очень-то покупают.
— Еще и еще раз молодец! Хвалю за энергию. В наше время так и надо, кто жить хочет. Однако, куда вы едете?
— «На вас». Значит, в одном направлении с вами
— Ну идем тогда в вагон.
— Позвольте: вы во втором, я — в третьем.
— Тогда пройдем в вагон-ресторан: нейтрально Прошли. Сели. Поезд двинулся.
— Что пить будем? Вино? Пиво?
— Вино здесь дорого, да и не хочется сейчас, пива не люблю.
— Ну, что же тогда?
— Чаю.
— Чаю?! Северянин?! Ха-ха-ха! Однако… Заказали чай. Подали. Бунин официанту:
— Я просил чаю, а вы воду даете. В Петербурге говорили про такое: «Кронштадт виден». Официант:
— Это чай. Бунин:
— А по-моему — вода. Дайте крепче.
— Встречаете Бальмонта? — спрашиваю я Бунина. — Поправился?
— Поправился. Болезнь его изменила: раньше очень многоречив был, теперь почти все время молчит. Изредка реплику вставляет.
— Это, может быть, иногда и лучше.
— Возможно.
Здесь я пропущу целый ряд более интимных вопросов и таких же ответов на них.
— Пишите стихи? Читаете? — спрашиваю я.